Николай Березовский
ДВА ПИМА,
ИЛИ КАК ФАМИЛИЯ МЕЛЕХОВА
«На грани провокации» – так редакция «Литературной России» в
еженедельнике №40 от 09.10.2009 года озаглавила свой врез к диалогу Игоря
Фролова и Александра Карасёва «Автор «Тихого Дона» будет найден», сославшись на
то, что, цитирую, «первыми термин
«провокация» употребили не мы», а один из авторов, предупредивший по
электронной почте, «что материал
получился «немножко провокационный». Этакая, скажу прямо, лукавая
редакционная подстраховка на случай скандала.
Никакой, однако, провокационности я в этой публикации не
обнаружил, и скандал, значит, исключён. Хотя бы потому, что провокация – это
подстрекательство к действиям, вызывающим агрессивное противодействие, а здесь
пацанский и никчемный трёп двух ярчайших представителей поколения, по
определению Александра Солженицына, «образованщины», никаких чувств, кроме
сожаления о забитом словоблудным текстом газетном развороте, не
вызывающий. Вершков нахватались, а до
корешков добраться поленились. Что подтверждает, скажем, даже не прокол Игоря
Фролова с примером «книжки шведского автора, в которой статистическими
методами, сравнением количества используемых слов, доказывалось, что автор –
Шолохов»*, отмеченный в редакционном врезе, а его изумляющее и средне
образованного человека признание: «Уже в
недавнее время я читал «Стремя «Тихого Дона»** с предисловием Солженицына и (здесь
и далее пунктуация авторов. – Н. Б.) с удивлением узнал, что он был
против авторства Шолохова…». Корявость слога – ладно, у «беседователей»,
считающих себя писателями, на удивление «косноязычный,
совершенно немощный язык», как
один из них высокомерно оценивает письменную речь Шолохова, но вот «читал в недавнее время» почти в
пятьдесят-то лет!..
Поражает и ни чем не подкреплённая амбициозность «провокаторов»,
голословно утверждающих, что Михаил Александрович по меньшей мере компилятор, и
несогласованность их диалога. Как пример – опять-таки признание, но уже
Александра Карасёва в конце беседы: «…я
не историк и не литературовед. Сейчас я довольно поверхностно ознакомился с
проблемой и сказал, что я вижу, как прозаик, имеющий военный опыт и опыт работы
в военной прозе…». Как же так – поверхностно,
если Фролов, автор повести «Ничья», «попавшей»,
как уведомляет «ЛР», в 2008-ом в шорт-лист литературной премии имени Ивана
Петровича Белкина, начинает диалог таким обращением к Карасёву, в том же году,
уведомлю уже я, «отхватившим» Бунинскую премию в номинации «Открытие года»: «Я знаю, что ты сейчас занялся самостоятельным
изучением проблемы авторства «Тихого Дона»?..
Во как – самостоятельным!
А что, есть и «несамостоятельное изучение»? Да и вообще, зачем что-то изучать,
когда «шорт-листник» здесь же, без перехода, скромно продолжает: «Для меня казус… «Тихого Дона» обозначился в
школьные годы, когда я прочитал роман, как было положено по программе. Он уже
тогда оставил двойственное впечатление. И стилистически, и политически…Отец
рассказал мне, что, по слухам, вовсе не Шолохов автор романа… И тут только я
обратил внимание на возраст гения и сразу поверил тем клеветническим слухам,
потому что так написать первый том эпопеи в 21 год может только бог письма, но
не крестьянский малограмотный сын…».
Не менее скромен и Карасёв, путано продолживший здесь диалог на
тему, не стоящую и выеденного яйца, почему и вся «беседа» в целом не о «Тихом
Доне», а вокруг да около: «Я в школьные
годы не был так искушён. На меня роман произвёл впечатление, подкрепляемое
многократным просмотром герасимовского фильма. Это настоящий шедевр киноискусства.
В отличие от халтурной его перелицовки Бондарчуков (? – Н. Б.)…». – И. Ф.: «Бондарчуковский (? – Н. Б.) фильм поначалу удивил меня абсолютным холодом между
Григорием и Аксиньей. Когда выяснилось, что актёр – гей, то всё стало понятно.
Но с книгой дело обстоит сложнее, чем с фильмом…». – А. К.: «С книгой тоже всё ясно…». И. Ф.:
«Дело ясное, что дело тёмное, как
говорится…»… – А. К.: «На самом деле – всё очевидно…Текст романа
разобран от и до. Выявлен компилятивный характер работы, свободное перенесение
кусков текста из одной части романа в другую, сочетание эпизодов, относящихся к
одному году, с эпизодами из другого времени, наличие чужеродных вставок, прямые
заимствования из мемуарных источников с
грубым механическим переписыванием. Было проведено историческое исследование
сцен Первой мировой и Гражданской войны. Расположение на фронте тех или иных
войсковых частей, особенности их комплектования. Изучена география романа.
Отмечены и несовместимые противоречия в мировоззренческих убеждениях автора, что
свидетельствует о наличии автора и соавтора (соавторов). Показано, что соавтор
этот сам не понимал текст первоисточника…»…
Конечно, куда тут шолоховской стилистике до фроловской вкупе с
карасёвской, и наш сибирский мужик, живущий на земле и землёй, прочитав этакое,
наверняка бы восхитился: «Шибко вумные парнищи! – непременно, однако, добавив
после паузы: – Только вот ума – два пима…». Пимами, поясню, в Сибири называют
валенки. А ещё в народе о таких «диалогщиках», несущих несусветную околесицу и
даже не упомянувших блистательных «Донских рассказов», предшествующих «Тихому
Дону», первые два тома которого были завершены Михаилом Александровичем в 23
года, говорят: «Мели, Емеля, твоя неделя». И Емели наши мелят, переливая из
пустого в порожнее, для пущей важности козыряя знакомыми им именами: Лев Толстой, Бондарчук-старший, младший,
Бар-Селла, Фёдор Крюков (из произведений которого А. Карасёв прочёл лишь
рассказ «Офицерша», который почему-то называет повестью, – «замечательная повесть…». – Н.Б.),
«бунтарь Секач в значении Пугачёва», «…красные полководцы, в частности, Деникин,
Антонов-Евсеенко, Краснов, Лукомский, Какурин, Френкель…», Владимир
Бондаренко, Феликс Кузнецов, Алексей Толстой, Бондарев, Кондратьев, Бабель,
Бунчук, Макаровы, «журналист Севский (настоящая
фамилия – Краснушкин)», Пушкин, Мандельштам, Шекспир, Сергей Волков, – «короче,
как сказал бы Зощенко – даже говорить об этом скучно»… Наконец, какой-то
Александр Иванович, то ли, непонятно, автор дневника-черновика, то ли, в
соавторстве с Фёдором Крюковым***, которому якобы и принадлежит честь написания
«художественной части» «Тихого Дона»,
и «накатавший» великий русский роман, –
до такой степени заговариваются собеседники. А заговорившись, чуть ниже начисто
отметают эту версию: «Крюков не был автором
«Тихого Дона» даже в «художественной
части» романа. И гневно вопиют: «Почему
имя Шолохова до сих пор на обложке?». Да потому, оказывается, что всё «упирается в политику, в то самое
решение РАПП двадцатых годов (какое
именно? – Н. Б.), которым Шолохов
фактически был назначен автором», да ещё в «лобби Шведской Академии, вручившей Шолохову премию…».****
Но кто всё же истинный автор «Тихого Дона»?
«…ты можешь
предположить логически обоснованную кандидатуру на место автора?» – по-казённому вопрошает Игорь Фролов Александра Карасёва. И
вновь всплывает имя уже упомянутого выше Александра Ивановича. – «Что тебе известно об авторе?» –
продолжает пытать собеседника Фролов. О, лауреату Бунинской премии известно
многое, но остановлюсь только на возрасте установленного им автора: «Это казак, молодой во время написания
романа человек. О молодости автора пишет ряд исследователей – стилистика,
мировоззрение…».
Вот, значит, кто «бог
письма», – тоже молодой, но не «крестьянский
малограмотный сын» Михаил Шолохов.
«Имя автора ты
уже установил, – поздравляет «исследователя-открывателя» Александра Карасёва,
заключая бредовый диалог, его собеседник-единомышленник Игорь Фролов, – осталась фамилия!».
И правда, фамилию установить осталось. Только вот не высосанного
из пальца Александра Ивановича, а мужика казачьих кровей из романа «Тихий Дон»
– служивого «12-го Донского полка, раненого в глаз». А вдруг, и впрямь, он
не Мелехов, а МЕЛИХОВ, как уверены авторы
публикации «Автор «Тихого Дона» будет найден». Извините за тавтологию. Слава
богу, хоть имя не исковеркали, а об отчестве Григория Мелехова и спрашивать
опасаюсь. Впрочем, вместе с
новоявленными ниспровергателями Михаила Александровича правильное написание
фамилии Григория Пантелеевича неведомо и сотрудникам редакции «Литературной
России». А ведь среди них есть и те, кто десять лет назад опубликовал в
еженедельнике мои заметки «Зерно с охвостьями» («ЛР». 23.04.99. №16.), главку из которых «Как фамилия Мелехова?» и
воспроизвожу:
«Глупый, не
правда ли, вопрос, вынесенный в заголовок? Любой, кажется, школьник на него
ответит, предварительно повертев пальцем у виска: тронулись, мол, что ли, коли
имеете в виду главного героя великого романа «Тихий Дон», созданного Михаилом
Александровичем Шолоховым?
Школьник, может,
так и скажет, да вот преподаватель русского языка и литературы – каждый ли?
Особенно если он, этот преподаватель, ещё и слушатель Дипломатической академии
МИД РФ, как указано в сноске об авторе под её статьёй «Слово в пейзаже»,
опубликованной 26.02.99 года не в безымянной, а в «Независимой газете». Фамилия
этой, пардон, авторши – Цобдаева, имя – Лариса, а отчество – Андреевна. И в
«Слове…» своём она размышляет, будто делая великое литературное открытие, о
том, какое место в творчестве Михаила Шолохова, а конкретнее – в романе «Тихий
Дон», занимает описание природы. О чём и до неё написано, без преувеличения,
столько, что, право, это написанное наверняка перетянет по весу все тиражи
«Тихого Дона» с первого их появления на свет, вместе взятые. И не только в
советский период истории России, как собственно в СССР, так и на Западе, но и в
постсоветскую смуту, в чём легко убедиться, заглянув в любую общедоступную библиотеку.
Картины природы в произведениях Шолохова, начинаясь и сходясь в «Тихом Доне»,
изучены, истолкованы и вдоль, и поперёк, и вглубь, оставаясь по-прежнему
девственными, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сделать, как Цобдаева,
«ошеломляющий» вывод: «…описания природы Шолохова (?) ставят его в один ряд с
классиками русской литературы: Тургеневым, Аксаковым, Гоголем…». Открыла, как
говорится, Америку!
Бог, однако, с
ними, с этими пустопорожними «открытиями», поскольку, будь они даже и вправду
откровением, на авторском месте надо бы со стыда сгореть или сквозь землю
провалиться, когда обнаруживаешь, глазам своим не веря, уже не исковерканную
фамилию поэтессы средней руки (в заметках «Зерно
с охвостьями» была главка об одной якобы известной омской поэтессе, фамилию
которой во всех случаях её упоминания исказил автор хвалебной газетной статьи о ней. – Н.Б),
а искорёженную – гения. Нет, не Шолохова, а его героя, образ которого, с чем
вряд ли кто станет спорить, гениален. А если образ гениален, то и герой,
согласитесь, гений, хотя, опять же, какой он герой – Григорий Мелехов? –
русский мужик казачьих кровей, под которым обрушили землю…
Стыдно, больно,
не укладывается в голове – как это бойкая авторша ни разу не назвала правильно
фамилию главного героя «Тихого Дона». «Мелихов», «мелиховский курень»… И такое
пишет преподаватель русского языка и литературы?
Всё-таки МЕЛЕХОВ.
А уж куда
смотрели редакторы «Независимой газеты» – тут впору руками развести. И
поставить точку».
Воистину, коротка память человеческая. А освежить её, заглянув
хотя бы мельком в роман, сотрудникам редакции «ЛР» было недосуг. Потому,
наверное, что одни из них, как оповестил редакционный врез, предваряющий
галиматью И. Фролова и А. Карасёва, «возражали
против публикации данного материала, указывая на содержащиеся в нём неточности»,
а другие приводили «свои аргументы в
пользу печатания материала», однако, «в
общем, большинством голосов редакция высказалась за публикацию диалога».
Но лучше бы в этом споре, который «чуть не привёл редакцию к расколу», победило меньшинство.
_______________________________________
*Компьютерное исследование
романа «Тихий Дон», проведённое норвежцем Г. Хьетсе в конце 70-х годов
прошлого века, неопровержимо свидетельствующее об авторстве М. Шолохова.
**Здесь разумеется Нобелевская премия по литературе, присуждённая
Нобелевским комитетом Михаилу Шолохову за роман «Тихий Дон» в 1965 году.
***Автор книги «Стремя «Тихого Дона», изданной в 1974 году во
Франции под псевдонимом «писатель Д.», – Ирина Медведева-Томашевская. Свободно переиздаётся
в России с конца 80-х годов минувшего столетия.
****Фёдор Дмитриевич Крюков (февраль 1870 – февраль 1920 гг.)
– потомственный казак, известный
писатель и политический деятель, вычеркнутый из русской литературы в советский
период истории России.