Николай Березовский

 

ВСЕГДА ЛИ КУЛИК СВОЁ БОЛОТО ХВАЛИТ?

На исходе мая в Союзе писателей России на Комсомольском проспекте, 13 прошла весьма запоздалая презентация двух журналов – столичного «Москва» за ноябрь 2006  года и местечкового, иначе не скажешь, «Литературный Омск», увидевшего, опять же, свет в минувшем году. Чуть раньше эти издания «презентовались» в    Омском государственном музее им. Ф. М. Достоевского. Да с такой помпой сразу после этого представления в некоторых печатных изданиях города в междуречье Иртыша и Оми, что, право, неискушённые в литературе могли решить: Омск – столица русской литературы!

Особенно воспевались публикации омичей в журнале «Москва», который, цитирую, «было решено полностью посвятить творчеству омских литераторов, а уж они-то не понаслышке знают, как трудно пробиться на «московские» страницы».

По словам Валентины Ерофеевой-Тверской, возглавляющей местное отделение Союза писателей России, цитирую, «новый выпуск журнала «Москва» уже вызвал большой резонанс по всей России, в результате чего омским писателям посыпались предложения публиковаться в различных столичных изданиях».

Вот они, эти «столичные издания», прямо-таки изнывающие без прозы и поэзии омских литераторов, прогремевших со страниц журнала «Москва», цитирую, «в российском литературном мире»: «Центральная газета», «Литературная газета», «Российский литератор», «Литературная Россия», «Академия поэзии», омское отделение журнала «Невский альманах» и др.».

Согласитесь, прочтя подобное, нельзя не испытать пусть невольную, но гордость за своих земляков, творчество коих оказалось столь востребованным в пока ещё не лишённой талантами Российской Федерации.

А я вот пригорюнился. Старею, небось, коли не разглядел, к примеру, в «Литгазете» и «ЛитРоссии» од, воспевающих «инженеров человеческих душ» Омска, которые, цитирую, «отдали свои произведения «Москве», а теперь станут любимыми авторами и этих писательских еженедельников. А ещё, повторюсь, «Академии поэзии», «Российского литератора», который, наверное, всё же «Российский писатель», и «Центральной газеты», прописанной, правда, не в Белокаменной, но тоже столичной, поскольку выходит в Улан-Удэ – столице Республики Бурятия.

Несколько сложнее с «омским отделением журнала «Невский альманах». Есть такое издание в городе на Неве, который испокон называют Северной столицей, но вот о его представительстве в Омске ведомо, похоже, только Валентине Ерофеевой, которая Тверская, да и трудно представить, как можно публиковаться в «отделении журнала».

Но это так, к слову. Интереснее другое. Три десятка будто бы самых именитых омских прозаиков и поэтов, собравших для лузганья, как семечки, свои нетленные произведения под обложкой журнала «Москва», очень довольны. Они, цитирую, смеются: «Гонорары мы пока не получаем, но нас хотя бы уже печатают».

Надо же – именитые, а вот прежде, выходит, их не печатали. И Пушкина, видно, не читывали, который считал, что «не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать». А с поправкой на время, думается мне, и нужно.  Иначе какой ты писатель, если на твои рукописи нет спроса в наше-то рыночное время? А «хотя бы напечататься» – это стыдно и унизительно для литератора. Что, полагаю, осознаёт и «могучая кучка» омских сочинителей, вовсе не из скромности умалчивающих, на чьи деньги откуплена под их сочинения большая часть площади столичного журнала.

На деньги, открою тайну, налогоплательщиков Омской области. Или, проще, из казны администрации этой сибирской территории, оскудевшей на шестизначную сумму. А на какую конкретно –  надобно спросить у возглавляющего областное министерство культуры господина Радула, и давшего разрешение профинансировать столь затратный и к тому же пустозвонский, если без оговорок, проект. «Пустозвонский» – поскольку «солянка» омских авторов по вкусу разве что им самим. Хотя бы по той причине, что она довольно густо замешана на опусах даже не «второй свежести», как осетрина у М. Булгакова, а уж о совсем дурно пахнущих – несколько ниже. Радует лишь одно – журнал «Москва» малотиражный, и одиннадцатый его номер, выкупленный на корню меценатствующими за казённый счёт начальниками Омской области, мало кому попадётся на глаза.   

Так что «не пробивались трудно на «московские» страницы» омские «инженеры человеческих душ», представленные в «Москве» почему-то только членами одной из двух местных писательских организаций – Союза писателей России. Нет, буду точным, среди них «затесали», как выразился председатель Омского отделения Союза российских писателей Александр Лейфер, «самолётами без опознавательных знаков» и представителей альтернативной – Александра Лизунова, Ирину Павельеву и Галину Кудрявскую. А ещё Виктора Вайнермана, «переопределив» его из одной писательской «тусовки» в другую, которая выдаёт себя за какую-то «патриотическую». Что, правда, вряд ли сделало качественнее в литературном отношении одиннадцатый номер журнала «Москва», который якобы, повторяю уже приводимую цитату, «полностью посвящён творчеству омских литераторов».

Не полностью – номер заключает довольно объёмное окончание исторического исследования «Звук лопнувшей тетивы» действительно именитого русского писателя Алексея Варламова. И опубликованное выше этого исследования как раз и напоминает лопнувшую с оскорбляющим звуком тетиву, из которой всё же успели послать кривую стрелу. И ничего уже не поправить, как ни старайся, забыв о совести и чести, пиарить мнимые писательские достижения в доверчивой провинции, о которой вот как отзываются собранные под обложкой журнала «Москва» избранные омские сочинители:

Город, размазанный

кашей по берегу,

город, наказанный

быть оберегом

мути и пыли,

болота и серости,

где позабыли

о силе и смелости…

 

Но, как и в каждом

порядочном омуте,

рождаются, скажем так,

люди не в коме.

В массе безликих,

живущих за ставнями,

словно бы выплеск

желаний подавленных,

они не читают,

но пишут скрижали…

 

Да уж, от таких «скрижалей» земляков «не в коме» омичи, оплатившие, неведомо для себя, их публикацию, и впрямь могли бы впасть в кому, будь им доступно столичное издание, единственный экземпляр которого я нашёл в центральной городской библиотеке. А добило бы их, приговорив к летальному исходу, содержание «Литературного Омска», вобравшего в себя, как сообщалось, опять же, в местных средствах массовой информации, «новые произведения омских поэтов, прозаиков и публицистов», а также, вновь цитирую, «публикации произведений омских литераторов, ушедших из жизни: Виктора Васильева, Николая Разумова».

«Гвоздём номера» преподносилась повесть, цитирую дальше, «Русский полдень» омского писателя Евгения Даниленко, получившего широкую известность после выхода на экраны фильма «Меченосец», созданного по его сценарию».

Отдав прежде дань памяти товарищам по перу, продолжающим жить в своих стихах и прозе, и мысленно попросив прощения у брата поэта Павла Васильева, погибшего в сталинских застенках, за его «произведение», в «Литературном Омске» не оказавшегося, с «гвоздя» Евгения Даниленко и начну. Предварив, правда, «гвоздь» справкой: сценарий фильма «Меченосец» мой земляк не писал, что он, между прочим, никогда и не скрывал. Сценарий по его одноимённому роману написан Константином Сынгаевским. Так что слухи о «широкоизвестности», которую якобы принёс Даниленко весьма примитивный фильм, как утверждается, к примеру, в рекламно-информационном журнале «Бизнес-курс»  №13 от 11. 04. 2007 г., несколько, перефразирую одного из классиков мировой литературы, преувеличены. Я, во всяком случае, ни восторженных, ни сдержанных откликов кинокритиков страны об этой «киношке» и её создателях не слышал и в федеральной печати не читал, как, каюсь, и самого романа, опубликованного, цитирую уже из другого издания, «в одном из литературных журналов более пяти лет назад». В каком именно – нигде не афишируется. И в кинотеатры Омска на «Меченосца» никто не ломится – из  местного проката он точно испарился после устроенной в городе пиарной акции.  

Теперь конкретно о разрекламированной повести Даниленко «Русский полдень», занявшей пятнадцать журнальных страниц и даже по объёму на повесть не тянущей. Но дело, конечно, не в размере.  Это вовсе не повесть, а нечто среднее между попыткой сценария и раскадровкой режиссёра, надумавшего снимать фильм. Почему «нечто» и изобилует  ремарками «пауза», «реплика», «декламирует», «телефонный звонок», «вентилятор умирает, опустив вниз пластиковые крылья», «читает вслух», «восклицает с пафосом», «голоса и шаги удаляются» и так далее.

В русской литературе, достойной называться художественной, такие «паразиты» немыслимы, а если порой и используются, то лишь в случаях, необходимых, скажем, для характеризации персонажей произведения, а не в тексте от автора. «Киношными раскадровками» русская проза тоже не пишется. Но даже начало «повести» Даниленко – как штампованное пояснение оператору, что должно оказаться в кадре:

«Утро. Лето в разгаре. Через застеклённую (выделено мной. – Н.Б.) веранду подмосковной дачи виден старый сад. Косые полосы солнечного света лежат на полу. На середине веранды стоит круглый стол, застеленный старомодной вязаной скатертью с кистями. На нём – медный, позеленевший от древности (выделено мной. – Н.Б.) самовар, вперемежку (выделено мной. – Н.Б.) стаканы, вилки, ножи, какое-то рукоделье. Над столом свисает оранжевый, мохнатый от пыли (выделено мной. – Н.Б.) абажур. Вокруг стола – несколько соломенных стульев. Под окнами (выделено мной. – Н.Б.) – диван. Слева от входа, в межоконном простенке (выделено мной. – Н.Б.), – трюмо в ржавых пятнах. К нему кнопкой (выделено мной. – Н.Б.) прикреплена вырезанная из какого-то журнала репродукция с картины Брюллова «Итальянский полдень»…

Да уж, такая завязка произведения, объявленного «гвоздём» «Литературного Омска», напрочь отобьёт охоту читать его дальше даже не у очень сведущего в литературе человека. И не только из-за описательской, повторюсь, штампованности и отсутствия даже намёка на интригу, за какой и должны последовать затем кульминация и развязка. Отталкивают от такой «прозы» прежде всего, скажу мягко, бытовые ляпы и безграмотность автора, а меня, как профессионального писателя, ещё и нарочито выпяченное «ружьё», которое, по законам драматургии, появившись в первом акте, обязательно должно выстрелить в последнем. Но пока остановимся на проходных, казалось бы, деталях. 

Если, согласитесь, абажур мохнат от пыли, то вряд ли определишь его цвет, как не увидишь кожи мохнатого зверя, обросшего шерстью или волосами. Если веранда застеклена, о каких окнах или межоконных простенках может идти речь? Попробуйте к зеркалу трюмо прикрепить что-либо кнопкой, а вот к его раме – это возможно, если, конечно, рама не металлическая, а из дерева.

Евгений Даниленко, а вкупе с ним редактор «Литературного Омска» О. Клишин и члены редакционного совета журнала М. Безденежных, В. Ерофеева, С. Прокопьев, Л. Трубицина, Л. Трутнев, Т. Четверикова, похоже, и не подозревают, что наречие вперемежку употребляется только в случаях, когда что-либо чередуется или перемежается, а коли вещи или предметы лежат или находятся в смешанном виде, в беспорядке, – писать надо вперемешку!

О самоваре, позеленевшем от древности, разговор особый. И предварить его необходимо сюжетом «Русского полдня», который, при полном его отсутствии, автор натужно пытается раскрутить брюзгливой и тошнотворной перебранкой супружеской пары обо всём и ни о чём, начавшейся с утра и завершившейся в полдень «лета в разгаре». Супруг – «неопределённого возраста блондин с небрежно запущённой бородой» – не очень успешный режиссёр какого-то московского театра, мечтающий поставить Булгакова. Супруга – «брюнетка с медовой кожей и такими стройными крепкими ногами, которые под русскими (здесь корявое заимствование у Пушкина. – Н. Б.) небесами встречаются редко», – то ли безработная, то ли домохозяйка, выросшая в «далёком ставропольском захолустье» и год до замужества на режиссёре сожительствовавшая с каким-то официантом Харитоном. В ходе перебранки она почему-то «шваркает на стол» то французский батон, то журнал и включает-выключает вентилятор, пристроенный на собственную голову.

К концу «повести» появляется дочь супругов – «длинноногая девушка», опять же, «с медовой кожей», а ещё, наконец-то «разыгралась» фантазия автора, «ослепительная, нарядная, загорелая». И несущая родителям, добавлю от себя, полный бред. По воле, конечно же, автора, надеющегося таким образом, полагаю, «оживить» вконец забуксовавшее действие. Использует Даниленко «оживляж» и несколько раньше, «внедряя» на застеклённую веранду «двоих в чёрных масках». Который, цитирую, «пониже ростом и коренастый, выхватывает из-за пазухи пистолет и кричит хриплым придушенным голосом: «Ни з миста! Рукы за голову! Кто з вас Максимиллиан Юсупович Бхоер (подчёркнуто мной. – Н.Б.), одэржавший гроши вид свойого шурина, давшего дуба у Солт-Лейк-Сити?!».

Но не пугайтесь. Чуть позже «налётчики», которые «прыихали с самого Мариуполя» получить долг, чтобы затем один из них смог «поступыв до университэту Патриса Лумумбы», а другой купить «соби с Грицьком кожани курткы, жинке…духи «Пуазон», не причинив никому никакого вреда, удаляются в кладовку дачи устраивать засаду на Бхоера. Мариупольцы, сдаётся мне, понадобились Даниленко лишь для того, чтобы  украинской мовой (хотя «прокалывается», смотрите подчёркнутое выше, и здесь)  разнообразить  скучнейшие и далёкие от живого русского языка диалоги супругов. И не различить бы, кто из них говорит, будь они, съязвлю, однополыми. Послушайте, например, как не по-русски, а по авторской ремарке – «с ожесточением», откровенничает супруга режиссёра: «Хорошо, что шурин твоего администратора умер, и он улетел в Солт-Лейк-Сити входить в права наследства, предоставив нам в распоряжение свою дачу! То есть, конечно, нехорошо, что умер, но… иначе разве бы нам удалось пожить на такой шикарной даче…»

Язык сломаешь, попробовав, да ещё с ожесточением, повторить.

Администратор режиссёра – это и есть задолжавший мариупольцам Бхоер, облагодетельствовавший супругов пусть временным, но «шикарным» пристанищем, которое, наверное, именно они и довели до «мохнатого от пыли» абажура и «позеленевшего от древности» самовара, поскольку, следует намёк автора, и собственной-то крыши над головами не имеют. Что, впрочем, не мешает самовару пусть тускло, но блестеть на солнце медью, а режиссёру не только в нём отражаться, но даже видеть, цитирую, «как на его отражённом в самоваре лице появляется недоверчивое выражение».

Такими вот «гвоздями» и сбита вся якобы, цитирую заголовок одного из сообщений о презентации журнала «Литературный Омск», «Новая повесть автора «Меченосца». Якобы – потому что, пусть будет эта поделка и повестью, «рождена» она, подозреваю, в конце прошлого века, когда, нашёл я в тексте пару не вычищенных автором и его публикаторами примет времени, в театрах по полгода не платили зарплат, а школьные учителя получали по, цитирую, «пятьсот тысяч в месяц, минус подоходный налог».

Никчемные, словом, людишки жили или живут, если этот опус Евгения Даниленко действительно новый, «под русскими небесами». Почему он так обобщающе и назвал своё творение «Русский полдень», в его начальной раскадровке прикнопив к трюмо «ружьишко» в виде репродукции с картины Брюллова «Итальянский полдень», а в заключительной «выстрелив» из него, полагаю, в Россию. Сразу после звонка, цитирую ремарку, «на этот раз будильника, три стрелки которого, соединившись (совместившись, наверное? – Н.Б.) в одну, показывают ровно двенадцать». Ведь на картинке, цитирую, «художник запечатлел то, как в полдень, в далёкой Италии, пятна солнечного света дрожат на цветущем плече собирающей виноград поселянки…» А вот в нашей отчизне, судя по «Русскому полдню», к этому времени не до сладостного упоения созидающим трудом –  устраивают засады в кладовках, впадают в бредовые состояния или, как режиссёр с супругой, то ли завершают семейную свару, то ли дают себе передышку, чтобы после неё вновь начать между собой бессмысленные выяснения отношений…

В отношении же содержания журнала «Литературный Омск» в целом, сделаю примитивный переход от «гвоздя номера» к другим в нём публикациям, буду краток. В сообщениях о его презентации любящим литературу были обещаны, повторюсь, «новые произведения омских поэтов, прозаиков, публицистов». Насчёт прозаиков, возможно, и правда, хотя к условно добротной прозе здесь можно отнести, на мой взгляд, только главы из по-хорошему традиционной повести Олега Громова «Шуми, Чумыш!», охватывающей период времени от зверств воинства адмирала Колчака в Сибири до почти начала Великой Отечественной войны, да по-астафьевски грубоватые, но жизненные рассказы Алексея Кривдова. А вот из публицистики я уже кое-что читывал в местной печати, как, впрочем, и многое из поэтических подборок, в том числе и на купленных Министерством культуры Омской области страницах журнала «Москва». Вновь вбуханы немалые, как в случае, повторюсь, с «Москвой», казённые деньги в «изделие» с  откровенно слабыми и сомнительными в художественном отношении «произведениями». И мне невдомёк, почему глава областной культуры Владимир Радул, имеющий огромный редакторский опыт и знающий цену Слова, что мне известно не от кого-то, а по когда-то совместной работе с ним, не познакомился хотя бы уже в макете журнала с «забиваемым» в него «гвоздём»? – ладно уж стихи!..

Так что и поэтических открытий, за исключением, может, стихотворного цикла «Светом солнечной смолы» Светланы Курач, не случилось. Разве что со знаком минус, поскольку материализовавшие в журнале свою изящную словесность порой впихивают в неё признания, совсем эту словесность не украшающие. Как, к примеру, Константин Ширшов, который пьёт «баг-бир мазутный, Не помня уж какой стакан», или грохается в «пьяную траву» с бутылкой портвейна «777». Как, увы, Валентина Ерофеева-Тверская, пьющая горькую якобы только по праздникам, хотя фразеологизм «пить горькую», следовало бы знать поэтессе, означает только одно – пить сильно, беспробудно, запойно пьянствовать. Как, наконец, кандидат филологических наук Марина Безденежных, радующаяся, наверное, что она обогатила русскую поэзию таким производным от существительного, растущего вовсе не в огороде, – «хренушки». Не знаю, как другим, а меня от подобного тошнит.

Слукавили, выходит, скажу мягко, обещатели. А вот в разделе «Книжная полка» укрывшийся под прозрачными инициалами «О.К.» главный редактор «Литературного Омска» поступил откровенно недостойно, воспев трёх лауреатов недавнего областного молодёжного литературного конкурса им. Ф. М. Достоевского в номинации «поэзия», но оскорбив учредителей этого престижного «литсостязания» и двух двадцатилетних девочек. Оскорбив тем, что, мол, цитирую, «в год юбилея великого писателя  премию в номинации «проза» жюри решило не присуждать по причине низкого уровня представленных материалов». Точка.

Что ж, придётся обосновать непорядочность «О.К.». Основная премия, да, оказалась не востребованной, а вот лауреатами поощрительных, как в поэтической номинации Станислав Домбровский и Мария Шейкина, в прозе стали Мария Березовская и Ксения Кравченко. Так что оболгано и жюри конкурса, в какое, между прочим, входила и член редсовета «ЛО» Т. Четверикова, с возрастом всё чаще именующая себя по-мужски скупо – «поэт».

Здесь, думается, будет к месту такая русская народная мудрость: «Каждый кулик своё болото хвалит». И в отношении не столько к Олегу Клишину, пишущему, к слову, иногда прелюбопытные стихи, сколько к чрезмерно «пиарящим» редактируемое им литературно-художественное и общественно-политическое издание. Слава Богу, пока только в нашей доверчивой провинции. В общероссийской «Литературной газете» № 12-13 от 28 марта – 3 апреля достало ведь ума поместить скромную, если не аскетическую, без раздачи щедрых авансов и «букетов», информацию о презентации «Литературного Омска» за 2006 год, иллюстрированного работами художника Владимира Чупилко. Цитирую дословно:

«Среди авторов не только писатели из Омска и области, но и гости из Москвы и Орла – поэты Геннадий Попов и Борис Лукин, в декабре прошлого года в качестве руководителей принимавшие участие в проведении семинара молодых литераторов. Предыдущий номер числится сентябрём 2005 года. Поэтому нынешний воистину долгожданный».

Да уж, своих поэтов, оказывается, нехватка – понадобились варяги, образцы творчества которых, представленные в журнале, выражусь нейтрально, далеки от совершенства. И чему уж они могли научить «нашенских» начинающих пиитов, мечтающих оседлать Пегаса, не представляю. В то же время в издании, учреждённом, замечу, не только Омской областной организацией Союза писателей России, но и  министерством культуры этой сибирской территории, как раз издание и финансирующим, не нашлось места для представителей альтернативной творческой организации, представляющей в Прииртышье Союз российских писателей. Этакое деление на «своих» и «чужих». Не будь его, наверняка сообща и удалось бы составить приличный номер «долгожданного» «Литературного Омска», название которого как раз к сообществу и обязывает…

Так что для кого именно «долгожданного» – теперь, думается, уточнять не стоит. Как, наверное, нет нужды и гадать, зачем понадобилась ещё одна презентация прошлогодних журнальных изданий, набитых поделками, для теперь уже, цитирую один из официальных омских сайтов, «столичной литературной общественности». Глядишь, и добавится новая заметка к, цитирую дальше, «постоянно появляющимся сообщениям о событиях литературной жизни Омской области в «Литературной газете». А с нею и очередная возможность вознести себя, любимых, скажу в третий раз, в доверчивой провинции. И выклянчить, добавлю, из местной казны очередную сумму на очередное тиражирование макулатурных опусов.

Николай Березовский.

P.S. А теперь настала пора ответить на вопрос, вынесенный в заголовок: «Всегда ли кулик своё болото хвалит?». Нет, отвечаю, не всегда. Как, уже приводил пример, было с информативным сообщением в «Литературной газете». А о результатах предлетней презентации в столице журналов «Москва» и «Литературный Омск» ни в федеральной, ни в местной печати не появилось и слова. Точно этой презентации и не случилось. Поскольку, скажу мягко, творчество представленных в этих изданиях авторов восторгов московских литераторов не вызвало.

Совсем же недавно «могучая кучка» омских якобы мастеров пера, «тиснутая» на купленных министерством культуры Омской области страницах журнала «Москва», и вовсе оскандалилась на всю страну. Один из её «лидеров», а именно Сергей Прокопьев, уличён в плагиате. А если по-простому – в воровстве. Украденное у архангелогородской писательницы Ксении Волковой он выдал в столичном журнале за своё под названием «Кукушкины башмачки», и юрист обобранной уже заявил в Интернете, что на литературного вора готовится иск в суд. А пока по этому поводу в издательстве главной газеты Архангельской области «Правда Севера» был проведён семинар. А вот в средствах массовой информации Омской об этом возмутительном случае ни словечка. Поскольку, понятно, не резон кулику своё болото хаять. 

Дальнейшие комментарии, думается, излишни.

Н. Б.

«ИЛЛЮСТРАЦИИ» К СТИХАМ, ОПУБЛИКОВАННЫМ В ЖУРНАЛЕ «ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОМСК» ЗА 2006 год:

ЗАВИРАЛЬНЫЙ СТИХ

Омск – наследник славы Ермаковой…

…С детства берегу в своей душе

Тихой Омки голубую ленту…

…Зажигает окна вечер синий…

Город мой, прекрасный и былинный…

                   (Т. Четверикова)

Все поэты любят привиранья,

Но душа таких вот не снесла:

Никогда дочурка Васюганья

«голубою лентой» не была.

 

Не нужны реке Оми натяжки,

Впихнутые в завиральный стих:

Омичам и воды цвета бражки

Слаще и дороже всех других.

 

Рвётся там, где грубо, а не тонко

Вяжет стих поспешная рука:
Томь никто не называет – Томка.

Омь, коль уменьшительно, – Омька.

 

А за рифму слабую к «былинный»

Буду пусть коллегами прощён:

Омск, как город, даже не старинный,

300 лет – отрочество ещё.

 

И в ответе надо быть за слово,

Если словом вправду ты томим:

Никогда дружина Ермакова

Не ступала на берег Оми.

 

Скажете, ошибки пустяковы –

Это, мол, патриотизма жар…

Только насчёт славы Ермаковой

Надо бы спросить и у татар…

 

В вечер синий выхожу из блинной,

И об Омске, не сказать, что пьян,

Я рифмую «синий» и «былинный»,

Как, увы, последний графоман.

 

ПЬЯНАЯ ТРАВА

Я рухнул в пьяную траву…

…В руке бутылка «777»…

               (Константин Ширшов)

Жизнь доведёт когда до края,

Я волосы свои не рву,

И не бутылки собираю,

А в пьяную валюсь траву.

 

А в городе моём лужаек –

Не выхлебаешь все до дна:

Ведь от мочи алкашных шаек

Трава на них пьяней вина!

 

Давно с травою пьяной сжившись,

Свою судьбу благодарю:

Травой взасос опохмелившись,

Я лишь тогда стихи творю!

 

А сотворив, хмельной до корки

Надмозговой, не утаю:

Ещё в бутылку «три семёрки»

Из травушки я надою.

 

И пусть жена ругает всяко,

И зиму ждёт – мороз, пурга…

Мне что зима? Зимой, однако,

Пить стану пьяные снега.

 

КОГДА Б НЕ НОВЫЕ СЛОВА…

Дождям ненастным подставляя спину,

Обочиной идут мои слова…

Меня хватает за ноги суглинок,

А за душу хватает синева.

             (Любовь Евдокимова)

Творю, не скрою, дни и ночи я –

В постели, в бане, на ходу,

Но от меня слова обочиной

Сбегают, на свою беду.

 

Нет, столбовой идти дорогою,

Как я, творящая слова, –
Они обочиной убогою

Идут, несчастные, едва.

 

Им дождь уже смывает спины,

Я их спасла бы, да виной –

Не выберусь никак из глины

Своей дороги столбовой.

 

Забуксовавши до суглинка,

На помощь всё же не зову:

Тянусь к обочине резинкой,

Слова в которой, как во рву.

 

И я спасла б их, видят боги,

Да вот – на пятках синева! –

Душа моя схватила ноги,

Диктуя новые слова…

 

ЗАПОЙНЫЕ СТИХИ

Быть, конечно, могу  покладистой, –

Пироги да варенья разные,

А сама не любитель сладостей,

Даже горькую пью по праздникам.

…Вскину голову – взгляд туманится…

          (Валентина Ерофеева-Тверская)

Брит вчера, да вот вдруг с окладистой

Бородой в пирогах да сладостях…

Что случилось со мной, покладистой,

Коли горькую пью лишь на радостях?

 

Вскину голову – взгляд туманится,

Но, пусть в комнате свет таинственный,

Что-то снова в тебе не нравится…

Ах, уже поседел, единственный!

 

Я под койкою или под горкою?

Закатили стихи-проказники?..

И запойно я вновь пью горькую:

На Руси что ни день, то праздники.

 

ЭХ, УХ, ОЙ!..

И в этом общем хороводе

И улыбаюсь, и живу.

…Любовь всеобщая! Ау!..

            (Татьяна Четверикова)

Пишу стихи не впопыхах.

Какая, право, рифма:  «Ах!..»

 

Как тонко, точно невзначай,

В стихах я восклицаю: «Ай!..»

 

И даже тот, кто вдруг оглох,

Услышит мою рифму: «Ох!..»

 

И дальше, стон рифмуя свой,

Неологизм пишу я: «Ой!..»

 

Кто позовёт меня милей,

Чтоб в рифму и изящно: «Эй!»?

 

Я поэтесса так давно,

Что можно задохнуться. О-о-о!..

Мой дар с годами не потух,

А ярче стал, аж тяжко. Ух!..

 

Такой бы всем, как мне, успех,

Но кто его подхватит? Эх!..

 

Я в общем хороводе – У-у-у!!!

Вы слышите меня? Ау?!..

 

ХРЕНИКИ

Ничего и не надо, как будто…

Да что уж там, надо!..

Ничего и не будет, наверное…

Хренушки, будет!

       (Марина Безденежных)

Моя фирма не вяжет веники…

Какие там веники? Хреники!

Говорите, что живёте богатенько?

Если и богатенько, – хреноватенько!

Бабы, а утверждают, что девушки…

Какие там девушки… Хренушки!

А вот Поэзия всегда девушка,

Даже если не девушка, – хренушка…

Моя фирма не вяжет веников…

Моя фирма вяжет из слов хреников.

А хреники, если не знаете,

что такое хреники, отвечу:

– Хреники – это вам не веники!

 

 

г. Омск, 2007

 

Вернуться на Главную страницу

 

Хостинг от uCoz