СТИХИ. НОВЫЕ И ПЕРЕРАБОТАННЫЕ

Скрипка поэта

И звенит над кручами
Голос неземной:
«Это сын мой, мученик,
Пьяный и босой».
Михаил Анищенко

Все когда-нибудь учились…
Я учился много лет
В институте, где рядились:
Кто – поэт, кто – не поэт. 

За столом, залитым водкой
И «Агдамом» – дрянь вино,
Кто рубаху рвал, кто глотку:
«Я – поэт, а ты – г….!» 

Вот такой, почти что волчий,
Поэтический вертеп…
Лишь один молчал, и молча
Скрепку пальцами вертел. 

И когда уже, казалось,
Дракой обернётся мат,
Аверьяновна врывалась –
Литобщаги комендант. 

И как будто бы ангина
Всем вязала разом рты…
И вставал молчавший: «Нина
Аверьяновна, прости!» 

Уходила: «Ладно, Миша», –
По своим она делам,
И поэты пили тише,
Хоть опять ругались в хлам. 

Эту сорную сурепку
Пьющий с ней не замолчал,
Но уже вертел он скрепку –
Как впервые увидал!

Преобыденная скрепка –
Канцелярский причандал,
А поэт увидел – скрипка,
И на скрепке заиграл.

Он играл, как Паганини
На единственной струне,
Не Вивальди, не Тартини
Не Анри Вьётана, не…

А – печальный из-под кепки
Взгляд на русское житьё –
Он сыграл на скрипке-скрепке,
Пусть не громко, но – своё!

Лодка

Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе...
Николай Рубцов

Мне табуретку смастерить
Отец велел: «Смотри, не лодку!»
И, загрустивши, навестить
Ушёл соседа – пить с ним водку.

Мне было семь годков всего,
Но знал рубанок и ножовку,
И гвоздь с удара одного
Вгонял, куда и надо, ловко.

Я без трудов не мог ни дня:
Верстак в сарае – не игрушки!
И запах лучший для меня
И посегодня – запах стружки.

Скамейки, полочки сбивал
Не абы как – по самой кромке,
Но лодку смастерить мечтал,
Чтобы поплыть по речке Омке.

Куда, зачем? Да просто плыть,
Чтоб видела округа наша:
Сумел я лодку смастерить!
А главное – соседка Даша… 

Я ради лодки был готов
На всё и вся – на кражу даже!
…И брус на лодочный остов
Принёс отец. Свалил поклажу 

В сарае в угол: «Вот, изволь,
А доски сыщешь мал-помалу…
И у меня была Ассоль,
Да вот твоею мамой стала…

Дай Бог тебе таких же дней,
Чтоб стали жизни всей отрадой…
Но табурет – оно верней:
Давно на кухню новый надо…»

…Глубокой осени пора
Морозом лужи все сковала.
В сарай погреться со двора
Цепи собаке не хватало. 

Меня отец обматерил,
Когда вернулся, не на шутку:
Не табурет я смастерил,
А для собаки нашей будку.

Потом он сердцем отошёл
И, выпив из бутылки сотку,
Сказал: «И будка – хорошо,
Но лучше сладил бы мне лодку! 

На будущее, сын, учти.
Обрыдла наша мне слободка!»
А я сказал: «Зима почти.
Зимой какая, папа, лодка?»

Отец вздохнул, отвёл глаза
И, закуривши сигарету,
Не мне – скорей, себе сказал:
«Что ж, слажу сам поближе к лету».

И сладил – слова не забыл,
Пускай той лодкой стала пуля,
И летом навсегда уплыл
Вниз по течению июля. 

Как жизни прост круговорот:
Рожденья – смерти, сон – побудки…
Уже праправнучка живёт
Собаки в мною сбитой будке. 

Всё та же цепь, всё тот же двор,
И Омь, как прежде, близ слободки.
Но Даши нет, и кто-то спёр
Давно весь брус на остов лодки.

Как я когда-то, деловит,
По воле собственной, с охотой
Мне сын в сарае мастерит
Похожее на лодку что-то.